
По щучьему велению, моему хотению и настойчивым просьбам трудящихся:
Что еще я видел и слышал в Киеве.
Во время войны, рассказывали мне, и я опять мысленно поправлял себя "не той войны, а 14-го года - да не того 14-го года, а этого", киевляне стали массово высаживать и выращивать цветы на каждом доступном клочке земли. Я и сейчас видел, как во дворах дедушки, бабушки и вполне трудоспособные люди ковыряются в грядках и клумбах. Земля там чернее, чем компост, который я покупаю в теплице. Деревья цвели безудержно и обильно. Я вспомнил запах черемухи.
Отметил невероятное количество национального флага. Все, чего два, и что может быть горизонтальным, почти наверняка будет выкрашено желтым и синим. Отчего этот цвет называется блакитным, я не знаю - он синий, и притом не очень-то естественно синий. Флаги на скворечниках, на рекламах, на остановках. Один штукарь в панельной высотке на втором этаже свою угловую квартиру снаружи обшил теплосберегающими панелями, а чтобы отвести обвинение в незаконном строительстве, выкрасил эти панели соответственно, и теперь к нему попробуй, подступись. За такие же по протяженности три дня в прошлом августе в Большой Москве я столько триколоров не видел. Впрочем, сколько-то лет назад мне объясняли в России, что государственный флаг - это собственность государства, и частный гражданин без разрешения не может его вывесить или изобразить. А то мало ли, что он этим флагом выразить хотел, а государство отдувайся.
Почти все, с кем разговаривал, считают украинские власти паноптикумом, зоопарком и дурдомом. Откуда взялись эти люди, никто, как это принято у восточных славян, не задумывается. Упали с неба, приплыли по Днепру, завелись от сырости. Киевская интеллигенция рассказывала мне, что украинцы в соревновании на звание самой несчастной нации заняли даже не второе, а третье место. Я признался, что не был еще в стране, где бы мне не рассказывали то же самое, особенно зная, откуда я приехал. И что у нас то же самое.
Вообще многие люди, и даже сам я временами, склонны считать, что отношения между государствами похожи на отношения между людьми и управляются примерно теми же законами и приемами. Антропоморфизм нам отраден еще с эллинских времен, и до самых андреевских эгрегоров. Мы думаем, что одну страну можно припугнуть, другую разжалобить, третью соблазнить, четвертую одурачить, а между тем и Шарлемань, поди, не принимал решений, не посоветовавшись с кем-нибудь, кого уважал в данном вопросе, что говорить о конституционных демократиях. Черт опять ругнулся и сказал: "Там не тот товарищ правит бал".
Еще мы много говорили о шизоидном посыле государственной пропаганды, который совершенно одинаков - тоже, по-видимому, во всех уголках этой самой землянистой из планет: мы самые сильные, но окружены врагами, но мы самые добрые, но нас никто не любит, потому что вокруг нас одни сволочи, но мы их всех победили много раз и победим еще раз, если будет нужно, потому что мы все за мир, а они все против нас, потому что мы самые умные и богатые, только враги нас обхитрили и разграбили, но мы самые сильные и так далее. Так развивается шизофрения, и то же самое рассказывает об ур-фашизме У.Эко. А вы поспорьте с ним.
Снова: я видел только Киев и только три дня. Есть другие страны и народы. Та же Украина, мне начало казаться, делится не на два, а на четыре региона, весьма различных по звучанию. Я понятия не имею, как обстоит с этим в Белоруссии, в Польше, в других пост-российских пространствах, но мне начало казаться, что вопрос ставится один и тот же: как бы так сделать, чтобы закон был для всех, но для меня - свобода? Как бы так сделать, чтобы, с одной стороны, мне в дождь и снег не тащиться от парковки, которая платная, и которой нет вообще, с ребенком и сумками, но чтобы эти сволочи свои броневики не ставили у меня под окнами на газоне? Чтобы, с одной стороны, социалка была мощная, здравоохранение, образование, чистота и красота на улицах, но чтобы налогов при этом с меня не брали? Чтобы никто не воровал, но мне немножечко же можно, это же другое дело. Чтобы не перебегали дорогу в неположенном месте, но чтобы мне до перехода не тащиться. Ответы даются разные. Одни пишут письма президенту, другие прокалывают чужим машинам шины, третьи говорят, что у кого-то жизнь не такая, потому что денег много или милиция строгая, или тупые они, или, наоборот, хитрожопые слишком. Изменить себя никто не хочет, изменить других никто не может. Жить совершенно честно практически невозможно за пределами монастырей самого строгого режима, а нечестная жизнь постепенно приводит в экономический и экзистенциальный тупик, где стенания и скрежет зубовный.
Побывал в Киево-Печерской Лавре. Где, видимо, и надышался этим лексиконом. Место впечатлило очень. Видел мощи Ильи Муромца. Экскурсовод говорил, что ростом он был 1.77, что при тогдашнем среднем в 1.50 было вполне богатырским. И что анализ показал непропорциональное развитие конечностей относительно позвоночника, что подтверждает сведения о сидении на печи 33 года. Чего анализировали, не уточняла. Видел руку, сложенную для крестного знамения - она высунута в прорезь в коврике. К стыду своему не помню, двуперстное или трехперстное. Очень впечатлили окошечки в кельи затворников. Попытался представить себе, как оно это - пока не смог. В Лавре, помимо экскурсантов, было сколько-то простых людей, паломников, возможно. Они почти не разговаривали, а одеты были очень скромно и просто, как работяги или из очень маленького городка.
Там в церковной лавке, между прочего, продавалась книжка "Маргарита и ее Мастер" - теперь жалею, что не купил.
На стене церковного комплекса - фотографии погибших военных. Еще по районам видел несколько таких стендов, но там самый большой.
Рекламный плакат "Е така профессия - батькивщину захищать" сказал мне о многом.
Еще хотел сказать, что Киев - это Питер женского рода. По-хорошему, конечно, туда надо было всем ездить за невестами, или наоборот, а не в Москву. Впрочем, это, я, кажется, уже сплю.