![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Apr. 19th, 2010 01:32 pmВ эти два дня я особенно четко понимаю, как и за что я люблю эту страну.
Народ с более устойчивой психикой свихнулся бы от этого перехода от самого горького, самого болезненного, самого личного траура к самому радостному, самому гордому, самому объединяющему празднику с заходом солнца. Свихнулся бы лет за двадцать. Израиль продолжает уже шестьдесят два. Пошли, правда, разговоры о том, чтобы вставить день между Днем Поминовения Павших и Днем Независимости, но я не знаю, выйдет ли что из этого.
Должно быть, именно предшествующий глубоко личный в первую очередь траур - свой, соседа, знакомого, сослуживца - помогает дню Независимости до сих пор оставаться почти что личным праздником каждого израильтянина. Помогает ему воспринимать эту страну как свою собственную, свою личную.
Какой это требует душевной мобилизации, как чувствуется, я, может быть, впервые понял в этом году - когда на День Поминовения пришелся эриков день рожденья. Когда в доме в один и тот же день - и траур, и праздник. И поминальная свеча на столе, и именинный пирог со свечками. Один глаз плачет, другой смеется, оба мои. Нигде кроме, как в нашем доме. Впрочем, какое там нигде - на двадцать три без малого тысячи поминальных свечек время от времени и именинные должны попадать, сегодня просто наш черед.
Эрик проснулся в четыре часа ночи, зажег свет - проснулась Буська - и они вдвоем на ковре стали разворачивать подарки. За этим занятием мы их и застали, свет выключили, разложили по постелям, но тут уже проснулась Анюшка, которой в пол-восьмого уже надо было быть в Тель-Авиве в театре - они играют спектакль по монологам родных и близких погибших. Она включила свет в ванной и в кладовке и принялась плескаться в душе, шерудить посудой на кухне и, кажется, цокать по коридору каблуками. Плюс к тому всю ночь кашлял и икал пёс, за окном пели муэдзины, скворцы и чортов соседский петух; а когда я забылся чем-то вроде сна, мне приснилось, что рыбки в аквариуме безобразничают, и их тоже нужно срочно пойти унять.
А я, разбуженный ночью, абсолютно аморален. Чтобы проснулась совесть и честь, нужно минут пятнадцать; первые минут пятнадцать я способен думать только об одном - как сделать так, чтобы остаться спать. Мне потом стыдно, но в следующий раз все бывает точно так же. При переходе от сна к бодрствованию я неадекватен, я снимаю с себя обязанности хозяина, отца и мужа, я способен на любую подлость и низость. Первые 10-15 минут.
Народ с более устойчивой психикой свихнулся бы от этого перехода от самого горького, самого болезненного, самого личного траура к самому радостному, самому гордому, самому объединяющему празднику с заходом солнца. Свихнулся бы лет за двадцать. Израиль продолжает уже шестьдесят два. Пошли, правда, разговоры о том, чтобы вставить день между Днем Поминовения Павших и Днем Независимости, но я не знаю, выйдет ли что из этого.
Должно быть, именно предшествующий глубоко личный в первую очередь траур - свой, соседа, знакомого, сослуживца - помогает дню Независимости до сих пор оставаться почти что личным праздником каждого израильтянина. Помогает ему воспринимать эту страну как свою собственную, свою личную.
Какой это требует душевной мобилизации, как чувствуется, я, может быть, впервые понял в этом году - когда на День Поминовения пришелся эриков день рожденья. Когда в доме в один и тот же день - и траур, и праздник. И поминальная свеча на столе, и именинный пирог со свечками. Один глаз плачет, другой смеется, оба мои. Нигде кроме, как в нашем доме. Впрочем, какое там нигде - на двадцать три без малого тысячи поминальных свечек время от времени и именинные должны попадать, сегодня просто наш черед.
Эрик проснулся в четыре часа ночи, зажег свет - проснулась Буська - и они вдвоем на ковре стали разворачивать подарки. За этим занятием мы их и застали, свет выключили, разложили по постелям, но тут уже проснулась Анюшка, которой в пол-восьмого уже надо было быть в Тель-Авиве в театре - они играют спектакль по монологам родных и близких погибших. Она включила свет в ванной и в кладовке и принялась плескаться в душе, шерудить посудой на кухне и, кажется, цокать по коридору каблуками. Плюс к тому всю ночь кашлял и икал пёс, за окном пели муэдзины, скворцы и чортов соседский петух; а когда я забылся чем-то вроде сна, мне приснилось, что рыбки в аквариуме безобразничают, и их тоже нужно срочно пойти унять.
А я, разбуженный ночью, абсолютно аморален. Чтобы проснулась совесть и честь, нужно минут пятнадцать; первые минут пятнадцать я способен думать только об одном - как сделать так, чтобы остаться спать. Мне потом стыдно, но в следующий раз все бывает точно так же. При переходе от сна к бодрствованию я неадекватен, я снимаю с себя обязанности хозяина, отца и мужа, я способен на любую подлость и низость. Первые 10-15 минут.
