Между прочим, одежда, в которой нельзя ходить на работу - это признак благородного сословия. Пелевин написал, в книжке про вампиров, ближе к началу. Раньше это были метровые рукава, туфли с загнутыми носками и шляпы высотой с автобус, теперь это рваные джинсы и сандалии. И я считаю себя просто обязанным не на работе носить не рабочее. Просто для себя, чтобы не забывать, где работа, а где я. 

Для привлечения внимания казус, вчерашний.

Надо было ремонтникам снять денег - крыша у нас протекала прошлой зимой, Эрика комнату заливало довольно серьезно, столько воды натекало в стену, что на первом этаже коротила розетка телевизора. Тут я сейчас между работами, так решил, пока сижу дома и дождей еще нет, решить эту проблему. Позвал мастеров, которые не дешевые, но качественные, с другого уровня вообще, для совсем других людей делают эти работы. Как-то я очень этот дом стараюсь содержать. Чем-то он мне уж очень нравится, полюбил я его.

Ну, и вот, мастерам надо дать задаток, я еду в соседний поселок - точнее, это мы поселок, а они - город, у них три автобусных линии внутри и сорок тыщ народу, да какого народу. Отборные хранители веры и традиций. Ай, ей-богу, в России это тоже когда-нибудь будет - содержащиеся частично  на пособия, частично на пожертвования целые города, население которых занимается только изучением и поддержанием русской национальной традиции и мудрости. Ну, и, конечно, еще подрабатывает. "Если бы я был ваш царь, так я жил бы лучше, чем ваш царь! я бы еще шил на дому!" Как бы, города ученых-материалистов уже ведь есть вроде. Отчего не построить уже город духовных наук? Руночеев, велесоведов всяких, коловратистов атлантического толка, рюрикофилов и рюрикофобов, кто там еще только ни на есть - всех выселить в один отдельный город с двумя въездами с трехзначной дороги и посмотреть, как они там. Впрочем, тут у нас они ведь сами стихийно сорганизовались и сами себе этот город построили, сами распродали и сами заселили, это все почти без участия мирских и светских структур происходило, или с полного их согласия. Такое благорастворение просто вышло, и все. Ну, так эти и постарше российских будут - не старше, конечно, сибирских ледовых капищ, те вообще еще в докембрии построены. Но опытнее, факт.

Приезжаю по найденному wazeом адресу, там в стене, натурально, будочка, и я к ней. А на ней написано: "не работаю я. Ближайший ко мне каспомат - " и ничего. Как бы, понятно по пейзажу. Горы кругом, довольно безлесные, и солнце палит. Тащиться в город еще десять километров, а ребята уже, наверно, возле дома ждут, рабочее время свое тратят.

И появляется тут такой негойеси-добрый молодец, ростом с меня примерно, с пейсиками из-под стрижки такой, очень гигиенической, нас так в лагерях и больницах стригли, как бы под горшок, но очень маленький. И говорит: они загружают его. Видишь, вот машина инкассаторская.

А и правда машина стоит. В ней водитель за толстым стеклом такой скучный-скучный, газету читает, рожа - как у меня грудь. На ней еще написано ברינקס. Мы с Верховским как-то шли по Иерусалиму, он увидел такую машину и, гордый знанием букв, начинает подбирать: "б"-"р"-"н"-"к"-"с" - а! Баранкес! В этой машине везут баранки! - А я говорю: "Ну, может, и баранки. Это инкассаторская фирма - "БарИнкасс". Вполне там могут быть баранки."

Пошел, немного прогулялся, на облака перистые посмотрел, они в эти дни замечательные в этих краях, такие туманные, дымные, солнце сквозь них не так светит, а уж просто по-предзимнему, я такое солнце с облаками помню на станции Нева в декабре, по утрам у нас лыжная физ-ра там была. Но там небо низкое было и давило, а тут гиперболоид и всасывает.

Вернулся - уже работает будочка. Сую карточку, из четырех языков выбираю русский - чтобы заржавелые ветви в программе немного освежились, поработали - набираю сумму, автомат начинает на той стороне купюры считать, я подставляю руку под карточку - а она не едет. И, соответственно, деньги тоже, потому что они потом. Подходит этот молодец и говорит: смотри, он не может карточку вынуть, там перекосило что-то. Карточка вылезает, упирается в край щели и уезжает обратно. Я выхватил ключи, молодец - авторучку, тык-тык, уехала карточка в третий раз и не вернулась, а на экране самодовольная надпись: "я вашу карточку проглотил." "У меня только что вот так же карточку съел" - сообщил молодец. Да он даже, наверно, всего лет на десять моложе меня, но такой солидный, что будто на те же десять старше. Солидность - это не мое, от этого меня Бог избавил.

В общем, банк открывается в девять, рабочие приезжают тоже где-то в девять, и уже звонили с дороги, и перспективы неделю разбираться с банком, по телефону или ездя в сниф, с кредитной компанией, с которой только по телефону, и каждый раз с разным служащим, которому снова надо излагать всю историю; а потом еще неделю ждать заказной почты с карточкой, а потом еще пару недель пытаться выцепить ее с нашей почты, которая по финансовой причине работает с десяти до полудня или с пяти до семи вечера в рабочие дни.

И вот я стою посреди заполняющегося постепенно посетителями харедимного торгового центра в ультра-религиозном городе. Я стою между банком, адвокатской конторой, магазином культовых товаров с талесами на задней стене (господи, разновидностей 40, и у каждой, наверняка, свой сакральный смысл, который с сакральным смыслом соседней разговаривать даже не будет), а на витрине серебро, семисвечники, двусвечники, подсвечники, кубки, блюда с шестью ямками, шкафчики для благовоний, все такое мейд-ин-чайна, но по лучшим образцам XVIII века. И с четвертой стороны у меня обмен валют и пекарня, как раз пекарь свежие халы и рогалах вывалил. И с пятой стороны магазин религиозной детской игрушки - карточные игры на тему заповедей, змеи-и-лестницы на тему "шабат" и "путь жизни человеческой", пазлы соответствующие, книг уйма в таких мрачных переплетах, что и под обои бы не сгодились, так что наверно ЧИТАЮТ... - подарки детям, когда идешь на день рожденья, что бывает, должно быть, часто в городе, где 64% населения моложе 18 лет.

И я стою посреди всего этого в рабочих штанах, разорванных так, что одеть их можно только сидя, ну, такие, хиповские штаны последние-распоследние, только не разрисованные шариковой ручкой - не приходило в голову, если честно, до сих пор. И в майке, забрызганной разными красками и маслами - ну, вряд ли это кровь, правда, я бы помнил. И надписью "как я хожу? и иерусалимский телефон" - ну, на машинах казенных вешают табличку "как я вожу?" - и телефон фирмы-хозяина машины. Раньше там был текст "если эта машина нарушила ПДД, позвоните, пожалуйста, по этому номеру". Но у Дугласа Адамса тоже была кнопка "выкл", которую заменили на "альтернативный режим", а потом на "фиг с ним", что-то в этом роде.

И я в круговороте всех этих пиджаков, халатов, черных брюк, белых рубашек и белоснежных чулков местами, этих колясок, которые толкают целеустремленные сгорбленные женщинки в серых и бурых укрывищах, белобрысых мальчишек в шляпах и очкастых девчонок с жидкими косичками - в штанах с разрывами на ЖОПЕ и коленях, и думаю: Господи, а все-таки ты меня любишь. Ведь надоумил же утром одеть эти штаны, а не предыдущие, превращенные в такие симпатичные коротенькие джинсовые шортики.

Кончилось все тоже хорошо - быстро дозвонился до своего отделения своего банка, они прислали факс, что разрешают карточку мне отдать, я предъявил права, удостоеврения я с собой не ношу в последнее время, служащие - одна таки с жидкими косичками, а другая - знойная красавица, загубленная курдским патриархатом - отключили сигнализацию и вынесли три карточки, одна из них моя, с пятачком и трояками начала восьмидесятых годов, очень удобная за границей и особенно в России, под ностальгию никто не замечает буковок ISR. И снял я деньги в другом каспомате, что внутри и под присмотром служащих, и отвез их мастерам, и все они уже сегодня закончили, теперь ждем дождика, чтобы испытать.