2016-03-22 "Из не забывших меня"

Вчера мне посчастливилось видеть и слышать людей, которые строят культуру. Русскоязычной цивилизации, но в той ее части, которая принадлежит культуре общемировой. Там лица у всех были, как будто они уже в портретной галерее, только собиратели этой галереи немножко обкурились перед открытием. Неизвестный классик марксизма-ленинизма, смольнинские барышни с дочерьми, оставившими дома внуков, немолодые профессоры словесности в жилетках с двадцатью карманами для мотокросса Париж-Дакар. (Вместо "профессоры" гугль предложил "процессоры". Я не согласился.)

Они собрались туда ради своего любимого поэта. Стихи которого - а у некоторых, должно быть, и личность его - очень много значили в их жизни.

В их поколении студенты в курилке передавали друг дружке переписанные от руки стихи. Вот как у нас - кассеты. Что будут передавать лет через десять, не знаю, но очень хочу верить, что что-нибудь - будут. Где-нибудь будет такая курилка, и я, как меня когда-то, буду изо всех сил гнать туда своих детей. Отчасти затем, чтобы лучше их понимать, но отчасти из побуждений не эгоистических: я искренне уверен, что такая жизнь более счастлива, богаче на яркие краски, чаще дарит ощущение того, что ты нужен зачем-то людям и Земле - то есть, то ощущение осмысленности, та вера, та разновидность религии, которая дана нашей расе (в том понимании, что каждой разновидности людей дана своя религия, каждому свое, но каждому что-то, никто не уйдет обезбоженным; ни в каком другом), варне или ашраме.

Очень большая удача - встретить таких людей, которые способны создавать то, чего нет на самом деле, и жить этим. (В той хорошей детской книжке объясняется, почему математика - великое искусство: болезни были, пока не было врачей? космос был, пока не было космонавтов? А вот чисел не было, пока не было математиков. Так вот, и литературы не было, пока не было литераторов. И музыки не было, пока ее кто-то не сыграл. (Или не выслушал: тут я не вполне уверен, у меня раньше было одно мнение, потом другое.))

Что забавно, с некоторыми из них я ведь очень давно знаком.

Иногда по ночам я удивляюсь, как мне удалось быть так рядом со всем этим и абсолютно ничем не отметиться в этом всем. Какая-то забавная потребность заставляет меня просматривать чужие мемуары, наградные списки и библиографии в поисках своей фамилии - забавная и в то же время грустная, потому что это же означает, что сам я в своем существовании и смысле не вполне уверен. Это вот тот недостаток веры, который так сурово порицается в христианстве. Я надеялся, что пустынничество и обет молчания от этого излечат, но пока нет заметного результата.

В любом случае: стихи вчера звучали замечательные, и переводы исключительно замечательные, даже тот, который прочитал вот тот дяденька, что сидел передо мной, из макета своей будущей книжки "hаСтанцот hаХадашот леАугуста": он был милый. Вот так переводят с русского на иврит дилетанты, делающие это не по профессии, не ради хлеба того или иного, а по потребности, из удовольствия. Они незатейливо переводят "квартиру" "דירה", не выискивая синонимов у Шлёнского, Черняховского и Иегуды Галеви, которых им некогда прочесть, потому что работа не позволяет. Милый, и в то же время крепкий перевод - с разговорного бродского на разговорный, опрощенный, уличный иврит, язык русских окраин, где лет десять назад из каждого дома неслись фортепианные этюды, а на детской площадке няни обсуждали влияние Шукшина на Айтматова и цены на колбасу в Виннице, Гомеле и Томске.

Отдельный поклон Вите Рыцарю, которого тоже вряд ли кто упомянет в своих мемуарах, а ведь ставить его надо рядом и с первопечатниками, и с просветителями, и с народниками, он из их касты-общины ведь. Уж кто сеет в наших юдолях разумное-доброе-вечное, так это он, и сеет прямо вот с трактора, куда там иным.