Как много в контексте современного Израиля может сказать о человеке выбор формы двери - прямоугольная или с полукруглым сводом! Или окна. Но окна как-то менее судьбоносны, чем двери.

Ведь этот выбор сродни тому, который делали недавние предки этих людей, поднимаясь в Страну и меняя имя. Когда Грин мог сделаться Гурионом, а какой-нибудь Жорик становился Гиора; во времена подъема этого победившего толкинизма. Он не пропал и сейчас, но стало понятно, что нет "таких" и "никаких", а есть "никакие", "такие", "такие, но другие", "не такие", "в этом такие, а в том этакие" - появился спектр. Как вот на Луне есть только ночь и сразу - опа! - день, а на Земле - заря, утренняя или вечерняя.

При взгляде на дом и двор вообще можно много узнать о системе ценностей хозяина. У этого здоровенный кусок земли покрыт искусственной травой - футбольная площадка, он с детства такую хотел. У другого большой балкон, и на нем стоит барбекьюшница - да такая, что, должно быть, паровозы на нее оборачиваются. У третьего бассейн, а у четвертого розы и земляника на гидропонике - днем и ночью что-то урчит и булькает. А у пятого флюгер на крыше, а у шестого телескоп из окна торчит. Кто о чем плачет, тот на том и скачет.

А что можно решить, посмотрев на наш дом? Мне кажется, что он - как та резиденция епископа в Англии, под которой оказалась норманская церковь, а под ней римский храм, а под ним - burned mound, а еще под ним - causewayed enclosure верхнего неолита.

Под нашим домом скрывается в толще бытия огромный детский сад. Он прорастает то тем, то другим, в нашу жизнь. Или он располагается где-то над ним, а к нам все оттуда валится через коэновские трещины во всем, поры очевидности. А дальше вглубь - о, там залегают социальные конструкты и архетипы все более и более таинственные и мощные, мало понятные нам, но нами реализующиеся.

Вот почему он у нас такой - наш дом и сад.

---

Возле мусорного бака лежит раскрытый небольшой чемодан, полный до краев сухими листьями плюща. Что это? "Не пригодился"?

---

Четыре гопника с мопедом на скамейке. Один прочувствованно и сбивчиво пересказывает какую-то очень для него важную историю любви. Историю довольно жесткую - такую, в стиле Тома Вейца. Его взволнованные слова я со своей скамейки шагах в пятидесяти ниже по улице разбираю неважно - только начала фраз и отдельные патетические восклицания.

Слышу, в частности, что затронут дискурс легитимности однополой любви, но в каком аспекте - не могу сказать.

- Да она была лучшей подружкой всему интернату... И я такой вхожу в комнату, прижимаю ее к шкафу... ногой вот сюда... след остался вот такой на грудине... недели три она отходила, пока все нормально стало... По-моему, я правильно сделал, что так между ними разделил... - (Эх, жалко я не расслышал, ביניהם или ביניהן.)

Гораздо лучше мне слышно другого собеседника, который более басовит, весел и время от времени на всю лощину между двух холмов вставляет сочные и увесистые комментарии:

- Ты же хочешь ее трахнуть! Что еще важно?

Или:

- Поверь мне, брат, эти блондинки с голубыми глазами...

А теперь вот третий голос в общем виде объясняет технику кесарева сечения...

Потом все четверо что-то затихли, и я встал со скамейки и зашагал далее, вздыхая "Ах, молодость!". Или как там пели монгольские воины у В.Яна: "Раньше был я молод, мог всю ночь пить айран, не пьянея. Теперь после чаши венгерского вина не натянуть мне своего лука из рога тура. О, седая старость! Зачем ты пожрала мою золотую юность!"

---

Изменив всего одну букву, которую и так почти никто не произносит, на другую, которую почти никто не произносит тоже, из слова "сорняки" получаем "пьющие дедушки". Это название клуба любителей виноделия и пивоварения у нас в Яшане. Вот это я называю гениальным брендингом - вот такие вещи делают жизнь прикольнее.